Распахнула створку, и ворон важно шагнул в комнату. Встряхнулся, обдав меня холодными брызгами. А на улице-то дождь пошел, я и не заметила…

— Пр-риятного аппетита! — саркастично пожелал Карыч, оглядывая вывалившиеся на пол баранки.

— Спасибо, — вздохнула я, подбирая свой ужин. — Присоединяйся! — предложила великодушно, хотя баранок и было всего штук шесть. Ну, зато большие! А запасы пора пополнять…

— Что это ты не в столовой? — спросил ворон, перелетая на стол. — Впр-рочем и хор-рошо, что не там! И что не по парку шастаешь, делать-то мне нечего больше, как первокур-рсников по академии разыскивать! Собирайся-ка быстренько, я за тобой прилетел.

— Зачем? — невнятно спросила я, уже вгрызшись в баранку и запоздало вспомнив, что надо бы чайник поставить.

— Дело к тебе. Не у меня… — загадочно сказал Карыч и мотнул головой на окно.

А там… там и вправду была белочка! Не показалось, значит…

И не обычная белочка, а мырк-телепорт. Остренькая мордочка выглянула из-за оконной рамы и спряталась опять. На чем же он там сидит? Неудобно ж за камни цепляться, пусть хоть трижды белка…

А ворон тем временем прокаркал что-то, повернувшись к мырку, и зверек осторожно перебрался на подоконник, продолжая жаться к стене.

— Привет! — обратилась я к нему, медленно-медленно шагнула к окошку и протянула баранку. — Держи!

Мырк был знакомый: светло-коричневый с белым хвостом и белыми ушками, самый смелый из тех, что жили около ивы Тариса. Там уже трое спокойно у меня угощение брали, а этот, четвертый, даже на плечо прыгал пару раз. Правда, касаться себя не давал — исчезал сразу же. И вот прямо домой ко мне явился…

Но баранку не взял, зачирикал что-то очень возбужденно, замахал лапками, задергал хвостом. Явно ко мне обращался! Но как понять, что ему нужно?

— Поскольку ты милая и руками никого не хватаешь, — сказал Карыч, — а вдобавок еще и самочка, то решили к тебе за помощью обратиться.

Ну так-то самцом меня назвать нельзя, конечно… вот только очень уж странно ворон говорит.

Мырк заверещал еще интенсивнее, аж захлебываясь, а Карыч продолжал:

— Самочки — они почти всегда добрые и все пушистое любят. А бояться тебе нечего, они с нечистью договорились, что не обидит он тебя. Злого в нем ничего нету. Но он и не может, потому беспокойство одно: вдруг ты его обидишь.

Тут до меня дошло, что Карыч просто переводит слова белки! Правда, менее странными они от этого понимания не становились.

— Стоп, — попросила я. — Это мырк говорит, да? А о какой нечисти речь…

Стоп-стоп… Как там Сареш сказал? «Небольшой разумный хищник не питающий злых намерений…»

— Мырк… — хмыкнул ворон. — Белка-телепорт это! — И добавил важно так: — По-научному «скурус портао», это с лантуанского…

М-да. Местами кажется, что эта птичка академию закончила, не меньше!

— Пришел тебя о помощи просить для этой нечисти, поскольку плохо у нее все. Очень плохо, — подчеркнул ворон, покосившись на неумолкающую белку. — Ожоги сильные.

Точно. Та самая нечисть, которую студент огнем приложил в кустах колдовского можжевельника!

— Еды я ему принес, — сообщил Карыч. — Но не ест он. Звать взрослых магов — опасно, да и глупо — не покажется им зверь, лучше сдохнет. Боится очень. Вот белки про тебя и вспомнили. Но тоже опасаются: струсишь, мол, и позовешь взрослых.

— Я и сама не маленькая, — буркнула я, лихорадочно соображая, что взять с собой, кроме банальной аптечки.

Ну не совсем банальной, есть у меня там и средство от ожогов, и капельки от сердечного приступа, и универсальное противоядие даже имеется… Но еда? Чем можно накормить больного и давно голодающего зверя?

— Так. Куда идти надо? К иве, да? Той, где заводь на северо-западе от полигона С-2?

— К той, — кивнул Карыч. Оглянулся на бешено чирикавшего мырка и радостно перевел. — К иве, где ты с незлым самцом, всегда приходящим с орехами, сидела.

Интересное определение герцога Таргского! Но не до него сейчас.

— Сейчас иду! Карыч, а ты какую еду ему приносил?

— Мясо! — ответствовал ворон. — Чего еще хищнику нужно!

— А можешь молока добыть?

— Молока-а-а… — протянул Карыч. — Может, ты и права… — сказал с некоторой обидой. Ну понятно, сам-то не додумался.

Закрыв окно за нежданными гостями, я завертелась как магический веник. Так, переодеться в форму для тренировок — в штанах всяко удобнее по кустам лазить. Аптечка… пару простынок чистых взять… миска для молока… Миски нету!

Недолго думая я залезла в шкаф в общей гостиной, вытащила оттуда первую попавшуюся глубокую тарелку (тонкий фарфор в розочках, Фиса убьет!) и, сунув в свою безразмерную сумку, побежала к иве Тариса.

Благо никого почти не встретила, ужин ведь! А дальше парка так и вовсе не души!

Около ивы меня встретила целая стайка мырков. Они совсем меня не боялись — видно, не до того! — и все верещали так, что у меня аж уши заложило.

— Потише, пожалуйста! — попросила я, вытаскивая из кармана куртки горсть орехов. — Вот вам. Только сначала отведите меня к раненому!

Раненый оказался под другой ивой — помоложе, но такой раскидистой, что ее ветви, склонившиеся к земле, образовали настоящий шалаш, под которым ничегошеньки не было видно. Я опустилась на четвереньки, влезла внутрь и огляделась.

Было тут, хвала богам, сухо — вымочивший меня слабый дождик в шалаш проникнуть не сумел. И практически темно, уже так-то сумерки наступили. Но умная я прихватила и фонарик, которым теперь очень аккуратно, на самом малом свете, принялась шарить вокруг.

Круг тусклого света выхватил наконец высокую кучу сухих листьев — явно не сами сюда нападали! Я аккуратно повела по ней фонариком и услышала очень злобное тихое рычание. Только какое-то… будто детское.

Мырк, тот самый, что приходил ко мне с Карычем, юркнул в кучу, зачирикал там. Долго чирикал! Но наконец листья зашевелились, и из них высунулся сперва красный, с черной каемкой, нос, потом встопорщенные усы, а потом и вся морда.

Мордочка.

Со слипшейся местами шерстью, испачканная какой-то дрянью, так что и цвета не понять, но ужасно милая.

На меня уставились круглые голубые глазищи. Зверь зарычал опять, но как-то не очень уверенно. Скорее, с предупреждением, чем с угрозой.

— Я помочь хочу, — негромко сказала я. — Ничего плохого тебе не сделаю! Ты такой милый…

Наверное это глупо с такого заходить, но комплименты все любят. Тем более детки. А это очевидно детка, хоть и пушистая.

— Я не милый! — хрипло прошипел зверь. Зверек! Голос совсем прямо детский. Мальчишечий такой. — Я злой и страшный! Я нечисть!

— Так и боюсь очень! — уверила я. — Но тебе же надо помочь. Ты меня не съешь?

— Вот еще… — пробурчала маленькая нечисть. — Я человеков не ем!

— И не укусишь? — уточнила я.

— Не…

— А вылезти можешь? Что у тебя болит? Мне посмотреть надо, чтобы полечить.

И звереныш поверил. Да и куда ему было деваться?

Из кучи листьев медленно и очень неуклюже, даже разок застонав (от боли?!) выползла… рысь! Самая что ни на есть настоящая рысь! Видела я такую в нашем городке, в приезжем зоопарке. Там зверей в клетках держали, и сил нет, как жалко их было! Клетки тесные, грязные, животные несчастные, худые… Вспомнить жутко! А помочь нечем. Но эта рысь — вот она, передо мной, и уж ее-то я спасу! Никому не отдам, не позволю обидеть!

Не рысь, вообще-то.

Рысенок!

Не малыш уже, подросточек, месяцев пять ему, наверное. Но все равно ж котенок…

Прибавив света и стараясь не попадать рысенку в глаза, я села рядом на корточки, едва касаясь, провела ладонью по рыжей шерстке с коричневыми пятнами и палевыми подпалинами. Тронула густые кисточки на ушках. Уже смелее почесала шею. И рысенок вдруг расслабился, жалобно мяукнул и повернулся на спину.

И вот тогда я увидела…

Белое брюшко с длинной шерстью, и чуть не половина его — жуткий ожог! И передняя лапка пострадала…

— Ой, маленький! — ахнула я, едва сама не заплакав. — Какая ж сволочь этот Кельвин!